Форум » Архив I части игры: Вилла Аллегрия » "Визит". Церквушка Maria Caritatevole. 08.07.1752. 21:00 » Ответить
"Визит". Церквушка Maria Caritatevole. 08.07.1752. 21:00
падре Витторе: Полумрак в пресвитерии. Чуть дрожащие тени на полу и стенах. Свеча погасла, догорев до конца. Витторе поставил новую свечу на место огарка, поднял глаза на распятье, висящее над алтарем. Осенил себя крестным знамением. Вразуми меня, господи
Ответов - 36, стр:
1 2 All
Spettro: Призрак потер ладони скрытые мягким лайком перчаток: - Одни зеркала делают мастера, другие – подмастерья. Впрочем, это казуистика, святой отец. Как говорится, чего уж пенять на зеркало, коль лик не блистает божественной красой, - жесткая усмешка, все та же едкая ирония, вдруг сменившаяся необычной серьезностью. – Святой Франциск, как повествуют труды богословов, поучал: "что есть истинная радость. Прибывает вестник и говорит, что все профессора из Парижа вступили в Орден, пиши, это не истинная радость. То же самое, если все прелаты из-за Альп, архиепископы и епископы; то же самое, если король французский и король английский, пиши, это не истинная радость. То же самое, если бы братья мои пошли к неверным и обратили бы их всех в веру; то же самое, что Бог даровал мне милость исцелять больных и совершать много чудес: говорю тебе, что во всем этом нет истинной радости. Но какова же истинная радость? Я возвращаюсь из Перуджи и глубокой ночью прихожу сюда, и зима слякотная и до того холодная, что на рубашке намерзают сосульки и бьют по голеням, и ранят так, что выступает кровь. И весь в грязи и во льду, замерзший, я подхожу к дверям, и, после того как я долго стучал и кричал, подходит брат и спрашивает: "Кто там?" Я отвечаю: "Брат Франциск". А он отвечает: "Иди прочь, уже поздний час; не войдешь". И когда я продолжаю настаивать, отвечает: "Иди прочь, ты простак и неграмотен, не подходишь нам; нас так много и мы такие важные персоны, что мы не нуждаемся в тебе". А я все стою под дверью и говорю: "Из любви к Богу приютите меня этой ночью". А он ответит: "Не буду. Поди в обитель к крестоносцам и там попроси". Говорю тебе, что если сохраню терпение и не разгневаюсь, вот в этом и есть истинная радость, и истинная добродетель и спасение души". Вам знакома истинная радость, падре? – с этими словами ночной гость приблизился к священнику, белую маску мертвеца осветил свет свечи, и стали видны глаза в прорезях бауты. Глаза странного, светлого оттенка, внимательно прищуренные, пристально глядящие в глаза священника.
падре Витторе: - "Се стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною", - спокойно ответил, не отводя взгляда, пальцы дрогнули, щелкнула костяшка розария. - Нет большей радости, чем лицезрение искреннего раскаяния.
Spettro: - Нет большей радости, чем лицезрение искреннего ужаса, когда затягивается петля на шее того, кто никогда не испытывал раскаяния, - чуть наклонив голову и глядя исподлобья, медленно произнес Призрак. Произнес так, что каждое слово его било в самое сердце и отпечатывалось там болезненным клеймом. – Исповедуйте меня, святой отец, - слова, словно острие копья, некогда пронзившее ребро Спасителя.
падре Витторе: Витторе молча указал в сторону исповедальни. Лишь строгое следование ритуалу поддерживало сейчас священника а абсурдности происходящего.
Spettro: "Есть два пути: один - жизни и один - смерти; велико же различие между обоими путями", - вспомнил ночной гость слова из Дидахе, когда тихо притворил за собой дверь исповедальни и сел на резную скамью. Ладонь в перчатке коснулась решетчатой перегородки, на лице, скрытом маской мелькнула улыбка, которую никому не суждено было увидеть – "Безумным и блаженным дозволено все". Он не осенил себя крестным знамением и, спокойно выслушав открывающую ритуал фразу, не утруждая себя произношением общепринятой формулы, сказал: - Я мстил и убивал, потакал прихотям, прелюбодействовал, занимался мужеложеством и блудом, клялся на крови и чародействовал, изучал запретные писания и еретические книги, готовил яды, вводил в заблуждение, шантажировал, лицемерил, двоедушничал, лгал, играл в карты и пьянствовал, был коварен, надменен и совершал подлость, - приятный, чуть хриплый голос звучал ровно, в нем невозможно было расслышать какие-либо эмоции, лишь сухое и строгое перечисление фактов. – Я сквернословил и, поминая имя Господа всуе, проклинал Его, я ненавидел, желал зла и пособничал в свершении грехов, завидовал, был дерзок, нетерпим и непримирим, - он выдержал паузу, необходимую для осознания каждого слова, затем продолжил так же спокойно и буднично, без какого-либо волнения. Словно, будучи приставом, зачитывал обвинительный список, самому себе. – Я отказался от своей веры и веры моих предков, ибо счел, что в Боге и чадах его нет ни любви, ни добра, ни милосердия. Я отрекся от своего имени, от своей страны и короля. Я водил дружбу с предателями, убийцами, ворами и шлюхами. Я убивал тех, кого счел недостойными жизни и только один раз – того, кто просил об этом сам. Я мнил, что творю благое дело и правый суд, и нисколько не сомневался в этом. Мой путь начался двенадцать лет назад в убогой темнице, и я намерен продолжить начатое. Через четыре дня я намереваюсь убить человека, его имя Ипполито Випера, - последние слова были сказаны серьезно и спокойно, и от этого спокойствия слушавшему ночного гостя священнику должно было стать не по себе.
падре Витторе: Витторе слушал молча. Не перебивая. Казалось даже, что за перегородкой пустота, которая поглощает каждый звук произносимой "исповеди". Наконец, когда голос умолк, священник негромко заговорил, осторожно, словно шаги по тонкому льду: У некоторого человека была два сына; и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно. Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться; и пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней; и он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему. Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода; встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его. Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим. А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги; и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! Ибо этот сын мой был мертв и ожил, и пропадал и нашелся. И начали веселиться. Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. Он же сказал ему: сын мой! Ты всегда со мною, и веемое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся. Священник замолчал, ожидая ответа.
Spettro: Тот, кого называли Призраком, внимательно выслушал речь священника, потом сказал: - Я знаю эту притчу. Но это всего лишь притча. В действительности все не так. Даже если блудный сын и помышляет вернуться, в ответ он получит клеймо безумца и убийцы. Не так ли, святой отец?
падре Витторе: - А помышляет ли сын вернуться? Вернуться как сын, а не как вор или заезжий солдат, кичащийся своим грехом, словно новым оружием и ярким мундиром? - Витторе говорил очень тихо, он сам практически не надеялся на то, что грешник и в самом деле раскается в грехах. Исповедь казалась издевкой. Над ним, над Церковью, над Богом. Но Витторе себе никогда не простил бы ошибки. И потому задавал вопросы.
Spettro: - "Вы судите по плоти; Я не сужу никого.", - усмешка, - и "Ты сказал", падре.
падре Витторе: - Вернувшегося примут как того, кем он решит вернуться. Как известно, раскаявшийся разбойник был взят на Небеса. Витторе осознал, что совершенно не понимает сидящего за перегородкой человека. Если тот и в самом деле пришел с намерением признаться в собственных прегрешениях, с мыслями о раскаянии, то зачем он рассказывает о будущем убийстве? Но закон церкви для самого Витторе был прост: "никогда не отказывать страждущему". И священник свято придерживался его и теперь.
Spettro: - Слова, слова... Мне не нужны Небеса, святой отец. Впрочем, я осознал свою ошибку. Для вас это не более, чем глупый фарс, - он поднялся со скамьи. Все та же усмешка, - вы человек, не Бог, падре. В вас слишком мало той любви, о которой речет Писание. И вам никогда не принять блудного. В себе, - он легким толчком распахнул дверь и бесшумно вышел из исповедальни, удаляясь медленно, но верно из Дома Божия.
падре Витторе: Витторе не выдержал и чуть не бегом выскочил из исповедальни. - За чем вы все-таки пришли? - вопрос вдогонку.
Spettro: Призрак остановился, обернулся. Тихо, вполоборота молвил: - Смотреть, что такое вы есть, святой отец. Смотреть, как я смотрю на любого. Как полагается безумцу, убийце, вору, заезжему солдату.
падре Витторе: - Зачем вам это - смотреть? - Витторе смотрел пристально, желая понять хотя бы это. Не простить и не пожалеть, упаси Господь. Просто понять, зачем человек делает то, что делает.
Spettro: Он внезапно рассмеялся, громко, сумасшедшее, надсадно и неистово. Смех этот эхом отразился от стен храма. После ночной гость тяжело закашлялся, отдышался: - Чтобы знать правду. Чтобы никогда не закрывать глаз. Чтобы знать цену, и нечем было прикрыть трусость. Смотреть правде в глаза, - он опустил голову на мгновение, взглянул на пол, потом поднял спокойный, холодный взгляд, - у меня нет книг и четок, мне нечем прикрыть свой срам. Нечем… А если так, то я буду честен до конца и стану смотреть дьяволу прямо в глаза, и за все отвечу без посредников. Сам. Храни вас ваш Бог, - сказал, словно сплюнул, затем махнул рукой и ушел прочь, тенью исчезнув за пределами храма. Церквушка Maria Caritatevole - Кладбище
падре Витторе: Витторе стоял посреди пресвитерия, постепенно приходя в себя. Разговор совершенно сбил его с толку. Покачал головой ошарашенно. "Он и правда безумец." Прошел через ризницу в келью, сел на узкую жесткую кровать и стиснул виски ладонями. Было ощущение, что из-под ног выбили землю. "Внезапное решение". Церквушка Maria Caritatevole. 09.07.1752, 5:30
полная версия страницы