Форум » Архив игровых дневников » Путевой дневник герцога де Нуарэ. » Ответить
Путевой дневник герцога де Нуарэ.
Огюст де Нуарэ: 1 июля 1752, 16.07. Французский язык. Италия всегда поражала меня своим умением привязывать к себе на всю жизнь. Она подобна умелой любовнице, которая, раз за разом спокойно провожая мужчину до двери, прощается с ним, словно в последний раз, будучи при этом уверенной, что он однажды к ней вернётся. Быть может, не завтра, не через неделю или месяц и даже не через год, но когда-нибудь его путь вновь проляжет мимо её порога, и он не найдёт в себе сил отказаться от хотя бы короткого визита, который, вполне вероятно, выльется в длительное посещение. Италия чарует, она притягивает, подобно самородному магниту; но он – неживое дитя природы, а она – творение рук человеческих. Порой невольно задаюсь вопросом: как эти люди, погрязшие в своих мелочных сворах, во грехе, глупости и нежелании куда-то стремиться, могли сотворить такое великолепие, подлинную жемчужину Европы? Пожалуй, больший трепет я испытывал лишь на Востоке, но там и воздух иной, и люди, и жизнь, и самая суть вещей предстаёт с другого ракурса, требуя, чтобы её рассматривали не через призму европейского мировоззрения, а чистым взором, не замутнённым чуждой моралью, знанием и чувством. Любая страна Востока открывается тебе лишь в том случае, если ты чист и способен принять её истину целиком, не разделяя на понятное и непонятное; Италия распахивает свои объятия для всех и вся. В своих просторах она отыщет место для любого: невинного агнца и демона порока, монахини и прелюбодея, верной жены и содомита, алхимика и врачевателя; даже иудеи здесь чувствуют себя куда комфортнее, нежели где бы то ни было. Я пока не понял, для кого предгазначается Италией Неаполь, который можно либо любить всей душой, либо так же истово ненавидеть, золотой середины не существует… До виллы Аллегриа добираться верхом меньше получаса, верный Франсуа сделает всё, как я велел, а потому можно позволить себе несколько десятков минут блаженного удовольствия: погрузиться в мягкие объятия тихо колышащейся травы, дышать полной грудью, не боясь захлебнуться приторно-сладким ароматом новых духов (тот парфюмер, что разработал последние модные запахи, видно, лишился обоняния ещё в утробе матери!), глядеть в ослепительно-голубое небо и не думать ни о чём.
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Огюст де Нуарэ: 2 июля 1752, 06.58. Французский язык. …Не то чтобы я плохо переносил великосветские приёмы и подобные сегодняшнему торжества, но частое посещение таких мероприятий нагоняет на меня тоску, а сами они с каждым разом кажутся всё более скучными и однообразными. Вскоре начинаешь отмечать лишь то, по какой традиции хозява велят сервировать стол, да и то лишь по той причине, что нужно выбирать желаемое блюдо, пока или если его не унесли. Лица сливаются в сплошное цветовое пятно, порой излишне яркое и дурно пахнущее, иногда взрывающееся разнородными звуками, но неизменно непроглядное: не отличить одного пятна от другого, не понять, кто из этих клякс представленная мне мадемуазель, а кто – её якобы тайный воздыхатель. Сегодняшний вечер не исключение, и я бы предпочёл вежливо отказаться от приглашения, если бы не уважение к памяти отца, которого я до его смерти не навещал три года, да желание хотя бы увидеть (теперь уже только увидеть) мадемуазель, о которой он так много рассказывал в своих длинных воспитательных беседах. Даже сейчас не могу вспоминать о них без улыбки. Итак, многоцветное пятно, как и всегда. Боюсь, я половины лиц и имён не вспомню уже завтра, да мне и без надобности. Исключения? Месье Випера и эль капитано де Вега, этот el mirlo blanco, донна Инкогнита и… И, пожалуй, всё. Глядя на хозяйку дома, вновь вспоминал отца и мысленно улыбался. Мне никогда не понять ни его стремления не покидать родовое гнездо на долгий срок, эту многолетнюю привязанность к одному месту, словно весь мир вертится вокруг поместья, а за его пределами находится великое ничто; ни странную дружбу с месье Порпорино, которая была удивительно крепка (доказательством тому служит уже одно то, что если отец и покидал Францию, то лишь для визита к итальянцу), и при этом более чем нежное отношение к его жене. Более чем нежное. Будет весьма любопытно побеседовать с ней позже, право слово, любопытно… * el mirlo blanco (исп.) – белая ворона.
Огюст де Нуарэ: 2 июля 1752, 15.55 Французский язык. Старая мадам Жозефа рассказывала самые удивительные и неповторимые сказки. Вокруг неё непременно собиралась детвора – от сына мельника до меня, сбегавшего из поместья, чтобы прийти в её ветхий домик на краю деревни, - устраивалась вокруг сидящей в своём плетёном и местами дырявом кресле старушки, забывая на некоторое время обо всём, и слушала, слушала её восхитительные сказки. Мало кто их любил, многие боялись. Но внимательно слушали все. Истории мадам Жозефа были куда более жизненными и настоящими, нежели услышанные из других уст сказки, но при этом в них было место и волшебству. В историях мадам Жозефа прекрасные принцессы никогда не отдавали своё сердце шутам, пастушки не выходили замуж за баронов и графов, сын бочара не находил в подвале волшебный горшок с бесконечным запасом золотых монет, а принцы зачастую оказывались трусоваты и не слишком-то умны. К чему я всё это пишу здесь и сейчас: запомнилась весьма отчётливо, словно это происходило вчера, а не двадцать с небольшим лет назад, одна фраза мадам Жозефа. Помню, я тогда задержался почему-то, уходил самым последним. Она сидела в своём дряхлом, таком же, как она сама, если не больше, плетёном кресле, держа в руках отбелёную ткань, на которой вышивала незнакомый узор. Игла в её сморщенных пальцах дрожала, но неизменно попадала в нужную точку; Жозефа вышивала узор нитью и плела узор из слов, на этот раз – только для меня одного. А потом вдруг сказала: «Есть одно общее правило и для сказок, и для жизни: там, где царит любовь, есть место и для смерти; там же, где любви нет, места для смерти больше вдвойне». Старая Жозефа давно умерла, а эти её слова всплыли в памяти почему-то именно здесь и сейчас, когда появились слухи о смерти графа. Однако, всегда будучи человеком, не отрицающим существования в мире чего-то необъяснимого, я не склонен считать, что в данном случае имеет место мистика. Судя по всему, кому-то очень не хочется, чтобы свадьба состоялась. Вопрос только – кому? А ведь сонное болото забурлило, закипело, начало оживать. Пожалуй, здесь будет не так счучно, как я сперва полагал, хотя и цена этому – человеческая жизнь. Вот только мне пока неизвестно, какая часть пророческих слов старой Жозефа более верна для случая на вилле Аллегриа: та, где для смерти лишь одно место, или другая, где места предостаточно…
Огюст де Нуарэ: Приписка чуть ниже от того же числа, получасом позже. Во взбаламученном болоте живёт гадюка с блестящей чешуёй. Приползает, спиралью вьётся вокруг, но пока ещё не решается заползти и погреться на груди или впиться зубами в тело. Охотница, хм. Очаровательно. Прим.: vipera (лат.) - гадюка.
Огюст де Нуарэ: Запись без даты. Итальянский язык. Ода васильку. К П.П-ни. В оранжерее розы расцвели. И каждый, кто увидит их, - восторжен, Он взгляд свой восхищённый скрыть не может. И губы приоткрыты в нервной дрожи, - В оранжерее розы расцвели. И солнца свет пред розами померк. Сгорало в зависти своей светило К цветущим розам, королевам мира, - Вот красоты непобедимой сила! И солнца свет пред розами померк. Средь роз однажды вырос василёк, Обласканный небесной синевою. Но розы, окружив его толпою, Смеялись над священной простотою. Средь роз однажды вырос василёк. Мне василёк милее ярких роз. Небесный цвет – свободы символ, счастья; Ему чужды пурпуровый и красный – Цвета порочных, упоённых властью. Мне василёк милее ярких роз. Благослови, о небо, василёк! Пусть он цветёт на грешной этой почве, Спасая нас от роз объятий прочных И простотой – от красоты порочной. Благослови, о небо, василёк!
Огюст де Нуарэ: 3 июля 1752, 02.35 Итальянский язык. Del Arte. (V.C.) Пока ещё сокрыта сцена Под занавеса тёмной тайной. «Спектакль будет?» - «Непременно!» Внимание, мы начинаем… Прекрасной грустной Коломбине Покоя не дают печали: Она поникла в паутине Из нитей, что ей руки сжали. У Арлекина сложный вечер, Он столько масок перемерял: «Как интересно!», «чудный вечер», «Я рад» и даже «я вам верю». Марионетка встрепенулась – Изящный жест, взгляд с поволокой. И море, пенясь и волнуясь, Поцеловало её ноги. «Ах! - Арлекин за грудь схватился, Свою дубинку в пыль роняя. - Богиня, фея, нет – царица! Побудь со мною, умоляю!» И закружилась Коломбина Под тихий плеск морских оваций С посерьёзневшим Арлекино В чарующе прекрасном танце… Как действо дальше развернётся? Возможно, будет всё прекрасно; И Коломбина рассмеётся, Вмиг сняв с лица печали маску. А может, с дерзким Арлекино Они театр сжечь посмеют, Уйдут вдвоём навстречу миру И буду жить. Кто как сумеет. Или всё сложится иначе, И, повинуясь кукловоду, Вдруг Коломбина с тихим плачем Закончит акт своим уходом. Но скроет занавес старинный Финал печальной этой сказки: Умалишённых Коломбину С Пьеро под Арлекина маской.
Огюст де Нуарэ: 3 июля 1752, 07.50 Французский язык. Самым сильным и порой непобедимым врагом человека может быть только он сам. В особенности, если он не знает, чего от себя ожидать. Впору цитировать Франсуа Вийона: «Я знаю, как на мед садятся мухи, Я знаю смерть, что рыщет, все губя, Я знаю книги, истины и слухи, Я знаю все, но только не себя». Однажды, должно быть, встану у зеркала, взгляну на своё отражение, но не смогу узнать лица. Маска, я тебя знаю? Откуда ты взялась и почему я не помню, когда надел тебя на своё лицо?..
Огюст де Нуарэ: 3 июля 1752, 10.18 Французский язык. Я живу в удивительное время. Когда-нибудь, десятки и сотни лет спустя, неведомые мне будущие историки и исследователи психологии людей моего века, полагаю, напишут что-либо сродни следующим строкам: «то были необычные времена, невероятным образом сочетающие в себе воспевание нравственности и незапятнанности – и абсолютное падение нравов среди титулованных особ». Но поражает не это, ибо пороками и искусами меня удивить сложно. Поражает, как в подобных условиях на свете всё ещё могут появляться люди столь невинные, что даже столкнувшись нос к носу с лучшими образцами пороков, они не только не пытаются обезопасить себя от них, но и сами идут им навстречу. Из-за непонимания самого факта или истовой веры в то, что некоторые разумные грани существуют у любого человека? Ложная вера, иногда – не существуют. И я почти не солгал наивному дитя с испуганными и одновременно алчущими глазами. Когда-то я сам был подобен ему, однако мне в те времена было не двадцать лет, а вдвое меньше. Кто сказал, что в наш совершенный век в возрасте двадцати лет мальчик уже становится мужем? Глядя на сий образец творчества божьего, я невольно сомневаюсь в этом утверждении. Кареокий ангел, снизошедший на грешную землю и впервые увидевший, что являет собою запретное господом прелюбодеяние. Озаглавлю сегодняшнее утро «Искушение св. Козимо». Я проявил не жестокость, но жёсткость. Пусть моя жёсткость поможет ему задуматься, дабы избежать иной жестокости. Стремясь к добру, порой приходится идти недобрыми путями. Благо бы, принесло хоть малую пользу.
Огюст де Нуарэ: 4 июля 1752 Французский язык. Как тонкокрылый мотылёк летит на яростное пламя, Дабы обжечься, но опять к нему парить, чтоб вспыхнуть сразу, - Нежданно так мой тёмный дух, что очарован светлой вами, Готов к безумствам, хоть тому противится циничный разум.
Огюст де Нуарэ: 4 июля 1752 Французский язык. Море – спасение. Единственное и неповторимое. Скрывает, смывает, утаскивает вслед за волнами всё то, что не хочется оставлять. Сохраняется в памяти вкус соли, вина и горечи. Той самой, что, как водится, куда лучше приторной сладости. Готовая к прыжку гадюка бросилась на камень? Что случится, коли под валуном окажется другая змея, тоже желающая поохотиться? Песок в волосах, но я жду продолжения.
Огюст де Нуарэ: 4 июля 1752 Латынь, французский язык. Sed semel insanivimus omnes. А блаженным можно всё. Amen. *Sed semel insanivimus omnes (лат.) - однажды мы все бываем безумны.
Огюст де Нуарэ: 4 июля 1752, 15.30 Французский язык. Мой отец, когда он ещё был жив, гордился тем, что, несмотря на его значительное место в ряду приближённых к королю персон, он так и не нажил себе врагов. Во всяком случае таких, которые грозили бы ему чем-то большим, нежели произнесённый за спиной дурной отзыв о его персоне. Я же всегда придерживался мнения о том, что человек, у которого нет ни одного врага, не может иметь и друзей. Не случайных знакомых, с которыми можно выпить вина в захолустном трактире, а именно тех, кому без малейшего страха можно доверить оборонять свою спину во время неравного боя. Друзьям простительна слабость: в таких случаях их можно поддержать. Друзьям простительны невнимательность, неосторожность и даже некоторая наивность: можно стать им опорой. Враг должен быть совершенством. Иначе он перестаёт являться врагом, превращаясь во всего лишь досадное недоразумение на пути к цели. Враг должен быть совершенством, чтобы вражда с ним была не просто одним из жизненных эпизодов, но величайшим событием. Врагов я предпочитаю выбирать сам. Мне отчего-то пришлась по душе змея с блестящей чешуёй, хотя существует множество причин для рождения абсолютно противоположного чувства. Я бы хотел видеть подобного человека своим врагом и, кажется, уже на полпути к этому. Вот только на этот раз выбор возможного врага обусловлен отнюдь не моим желанием, но чем-то много большим, тем, что сильнее меня самого. Быть может, в конце этой истории я назову себя глупцом.
Огюст де Нуарэ: 4 июля 1752, 18.10 Французский язык. Лучший способ избавиться от врага - сделать его другом. И разумеется, успеть это сделать до того, как он решит пустить тебе кровь. Итак, заполучить врага я уже успел. Вот только с процессом перехода его в ранг друзей могут выйти некоторые затруднения…
Огюст де Нуарэ: 5 июля 1752 Итальянский язык Есть существа, которые глядят На солнце прямо, глаз не закрывая; Другие, только к ночи оживая, От света дня оберегают взгляд. И есть еще такие, что летят В огонь, от блеска обезумевая: Несчастных страсть погубит роковая; Себя недаром ставлю с ними в ряд. * * фрагмент сонета Франческо Петрарки
Огюст де Нуарэ: 5 июля 1752, 11.00 Когда-то я привёз из Африки невиданный в Старом Свете цветок, который жители той местности, откуда он был родом, называли «звездой отчаяния». Я помню три из едва ли не десятка легенд, объясняющих природу этого имени, но сейчас думаю не о них. Мне говорили, что цветок не приживётся под куда менее тёплым солнцем Франции. Прижился. И расцвёл. Пусть не в тот же год, а на следующий, но выдюжил, привык к прохладе и даже не погиб зимою. Научился жить в изменившихся условиях. Так и люди: однажды вынужденные принять условия игры, они приспосабливаются, порой изменясь до неузнаваемости, привыкают быть не такими, каковыми произвела их на свет мать Природа, надевают на лица маски, куда более соответствующие окружающим условиям, нежели истинные лица. Или – под влиянием тех или иных событий. Когда же на кожу нанесён грим, нельзя менять выражение лица: грим потрескается, осыпется – и конец умело подобранной маске. Прости, Порция, я слишком привык к маске по имени «сама невозмутимость». Слишком давно я её ношу. Я ведь само совершенство, помнишь?..
Огюст де Нуарэ: 5 июля 1752 Нет боли тягостней, чем скрытая в кости! Нет мысли пламенней, чем та, что взаперти! И нет страдания сильней, чем скорбь немая. * *фрагмент сонета Жеошена дю Белле
Огюст де Нуарэ: 5 июля 1752. Французский язык. Воспоминания почти всегда возвращаются в то или иное время. Они приходят совершенно неожиданно: когда ты чем-то занят или же, наоборот, свободен, когда весел, зол или смущён... Иногда достаточно лишь взглянуть на след лошадиного копыта на дороге, чтобы вспомнить лицо матери, приветствующей твоё появление в этом мире, пусть даже эту женщину ты видел лишь на портрете в отцовском кабинете. Иногда достаточно коснуться кончиками пальцев тяжёлой гардины и впустить в комнату солнечный свет поутру, дабы в памяти отчего-то вспыли звуки лёгких шагов по лесной тропе на рассвете последнего дня существования твоего умения верить в счастливый финал. Иногда достаточно поднести к губам бокал вина, чтобы вспомнить, о чём разговаривал с человеком, который всего через два часа после этого диалога мог вести беседы лишь с жителями небес или – кто знает – демонами ада… Так или иначе многие воспоминания возвращаются. Порою – когда совсем этого не ждёшь и не желаешь. И я смотрю в это лицо, на эти руки, глаза и волосы, слышу этот голос, с ужасом ощущая, как в глубине души закипает неистовая ненависть, от которой я сам много лет назад осознанно отказался за неимением иного способа выжить, выбрав вместо неё надёжную маску хладнокровия и почти бесконечного, как океан, спокойствия. Память со старанием любящего свою работу палача преподносит мне всё новые и новые картины прошлого, а я вступаю с ней в бой, каждое мгновение жизни здесь твердя ей и самому себе: это не тот человек. И Франсуа, всегда прямой и откровенный, отводит взгляд от моих глаз, боясь увидеть в них то самое выражение… Но это не тот человек, я не могу не признать сего факта. Пусть я и сумасшедший, но не до такой же степени… Infandum renovare dolorem. Я налагаю запрет на эти воспоминания.
Огюст де Нуарэ: 5 июля 1752. Французский язык. Она подобна попытке пройти по реке, затянутой тонкой коркой льда. Никак не узнать заранее, выдержит ли лёд твой вес или ты провалишься в обжигающе холодную воду, чтобы найти вечный покой на самом дне. Ничем не подкреплённая надежда.
Огюст де Нуарэ: 6 июля 1752. Кем я к тебе насильно приведен, Увы! увы! увы! На вид без пут, но скован цепью скрытой? Когда, без рук, ты всех берешь в полон, А я, без боя, падаю убитый, - Что ж будет мне от глаз твоих защитой? * *Микеланджело
Огюст де Нуарэ: 7 июля 1752, 13.30 Французский язык. Даже самое красивое яблоко внутри может оказаться изъеденным червями. Держишь в руке, любуешься, надеясь вкусить приятную сладость с лёгкой нотой кислинки, а как поднесёшь к губам, то во рту растекается горечь. Однако куда сильнее горечи разочарование от погибшего ожидания лучшего.
Огюст де Нуарэ: 8 июля 1752 Французский язык. Когда темнота ночи стала темнее темноты слепых, - «Светает», - сказали слепые. * некий турецкий поэт
Огюст де Нуарэ: 8 июля 1752, 19.45 Французский язык. Ни один человек не поймёт другого, если второй сам не объяснит того, чем заняты его мысли. Объяснит подробно, рассортировав каждый факт по отдельности от остальных, просто, чётко и точно, не прибегая к эпитетам, метафорам и аллегориям, не употребляя в своей речи символизма и двусмысленностей. В том же случае, если подобные хирургические вмешательства в собственную душу для человека болезненны и неприемлемы, ему не стоит даже пытаться давать понять, что он желает быть понятым. Ибо ни один человек не поймёт другого, если тот сам не объяснит. И ни один не почувствует другого, если… если первому это не нужно?
Огюст де Нуарэ: Запись без даты. Итальянский язык. Сонет. К Фр. Кр-ни. Как певчий чиж стыдливо замолкает, Услышав ночью голос соловьиный; Как звёздный свет на небе тёмном гаснет, Соперничать не в силах с ярким взором; Как летний зной послушно исчезает, Когда приходит царственная осень; Как нежный лютик поникает скромно В соседстве с королевой флоры розой; Так женщины с полотен Рафаэля От томных твоих взглядов глаза прячут: Завидуют, соперничать не в силах Своей невинностью с твоею страстью. Они тобой восхищены, Мадонна! И презирают тебя, дочь порока.
Огюст де Нуарэ: 9 июля 1752 Французский и испанский языки. Cada mochuelo a su olivo. Всё вернётся на круги своя, как бы мне ни хотелось отступить в сторону. Сложно сменить дорогу, когда пройдена половина пути.
Огюст де Нуарэ: 11 июля 1752 Увы, неблагосклонен небосвод! Что ни захочешь - все наоборот. Дозволенным господь не одаряет, Запретного - и дьявол не дает. Омар Хайям
Огюст де Нуарэ: 16 июля 1752 В новый дом суеверные первой пускают кошку. Кого впустить в новую временную нору? 18 июля 1752 …И дева держала в руках чёрного ворона – на губах грозил появиться привкус забродившего виноградного сока. Но голубь почтовый, вестник и предвестник, согнал из ладоней девы птицу чёрную, - и вот уже рука, обнажив от ткани запястье, готова принять и удержать ястреба. Как бы не оцарапала нежную кожу своими когтями хищная птица. 19 июля 1752 Два представления вместо одного, да только так ли много игры во втором, как то кажется, или игра – лишь способ плести кружево беседы, делая то ничуть не хуже опытной белошвейки. А батистовые платки начинают подниматься в цене, хотя, впрочем, улыбка – бесценна. 20 июля 1752 Variabilitas, возведение в степень совершенства, métamorphose в один удар сердца, в один вдох и выдох, в одно мгновение, расточительно потраченное на то, чтобы опустить и вновь поднять ресницы. Кажется, это принято называть степенью доверия, но можно ли выделить степени в том, что целостно, едино и неделимо, и либо существует, либо остаётся чем-то сродни вымыслу? Да или нет, и ничего иного. Oui, il est sûr. Старая Мадам Жозефа улыбнулась из-за плеча печальной улыбкой и покачала головой. И всё же в глазах её было тепло. 21 июля 1752 Не дожидаясь листопада, мир бросает под ноги белоснежные платочки. Дитя жаждет красивый предмет, не ведая, что он из себя представляет. Неудивительное начало, чёрствая середина и закономерный конец. Всё в этом мире имеет свою цену. Цена за чистоту совести и искренне желаемое благополучие – бесслёзно блестнувшие после жестоких слов зелёные глаза. Оправданная жестокость всё же не менее жестока. Но лучше не помахивать перед глазами красивой игрушкой, которая всё равно останется недоступной – всегда. 22 июля 1752 Неожиданные встречи много лет спустя подобны случайно обнаруженным письмам из далёкого прошлого: в памяти успели слегка поблекнуть лица и буквы, но они всё же способны напомнить те же чувства, что вызывали тогда, были ли то радость, горечь, ненависть или презрение. Случайные стечения обстоятельств набили оскомину и уже давно озадачивают. 23 июля 1752 Королева Маб нашёптывает на ухо необычные стихи, в которых ни слова лирики. Но они врезаются в память лучше строк Данте, Микеланджело, Петрарки и любого другого. 24 июля 1752 Первый и единственный раз, когда нашёлся повод не противиться тому, что я сын своего отца. В конце концов, не имею ничего против обзавестись здесь виноградниками. Посол Его Величества может быть доволен. 25 июля 1752 «Съедобно мясо любой змеи, кроме морской. Прежде чем снять со змеи шкуру, необходимо отделить голову от тела (если змея была умервщлена как-либо иначе, нежели отсеканием головы) и подержать по всей длине над огнём. После этого шкура будет легче отставать от плоти. Необходимо сделать тонкий надрез вдоль всего брюха и, потянув за шкуру в направлении от головы к хвосту, снять её. Теперь можно готовить змеиное мясо для еды. Чтобы получить шкуру для выделки, как говорят мастера, необходимо снимать её с ещё живой змеи». …Что же нужно местному мастеру по выделке шкур? 26 июля 1752 Странная привычка всегда возить с собою всё самое ценное, весьма немногочисленное, признаться. Шкатулка так и не была открыта, поспешность не красит любого. Но мысль всё же изречена, есть повод её обдумать. Тщательно и детально.
полная версия страницы